Что ощущает писатель в процессе творчества
В ноябре 1866 г. французский критик Ипполит Тэн, старавшийся проникнуть в психологическую природу творчества писателя (он работал над книгой «Об уме и познании»), прислал Флоберу несколько вопросов. Его, в частности, интересовало: 1) случается ли Флоберу смешивать плоды воображения с реальными объектами; 2) бывает ли, что персонаж, о котором писатель долго и напряженно думает, начинает преследовать его неотвязно, как галлюцинация; 3) каким образом вспоминает он ранее виденный предмет — ту или иную его часть либо весь предмет целостно, со всеми деталями, вплоть до мельчайших; 4) существует ли качественная разница между тем, что создает художественное воображение, и видениями в состоянии дремоты?
Ответы Флобера стали своего рода классическим примером, к которому прибегают, когда нужно показать душевное состояние писателя в разгаре творчества. Флобер отвечал:
1. Да, всегда. Создаваемый образ для меня столь же достоверен, как и объективная реальность вещей, а то, что предоставила мне реальность, очень скоро перестает для меня отличаться от тех украшений или изменений, что привнесены мной.
2. Вымышленные герои преследуют меня, сводят с ума, или, вернее, я оказываюсь в их шкуре. Когда я писал об отравлении г‑жи Бовари, у меня во рту был такой сильный вкус мышьяка, я сам так сильно отравился, что у меня дважды кряду сделалось расстройство желудка — настоящее расстройство, ибо после ужина меня вырвало.
Многие подробности я не записываю. Так, например, я видел на лице у Омэ редкие оспины. В сцене, над которой я работаю в данный момент, я вижу всю меблировку (вплоть до пятен на обивке), о чем в книге не будет сказано ни слова.
Третий вопрос более трудный. По‑моему, как правило (что бы там ни говорили), воспоминание приукрашивает, т. е. отбирает. Но, быть может, глаз тоже приукрашивает? Понаблюдайте, как удивляет нас фотографическая карточка. Это всегда не то, что мы видели.
Художественная интуиция действительно напоминает видения, предшествующие сну, — напоминает своей мимолетностью; что‑то проносится перед глазами, и тогда надо тут же жадно кидаться на это и хватать.
Но бывает и так, что художественный образ складывается медленно, по кускам, подобно тому как ставят по частям театральную декорацию.
Впрочем, не смешивайте внутреннее видение художника с тем, которое присуще людям, страдающим настоящими галлюцинациями. Я хорошо знаю оба эти состояния: между ними — пропасть. В собственно галлюцинации всегда присутствует ужас, чувствуешь, что твоя личность ускользает от тебя, кажется, что сейчас умрешь. В поэтическом видении, наоборот, присутствует радость. Словно что‑то входит в тебя. И все же, бесспорно, перестаешь понимать, где находишься».
