Пушкин А. С., язык его произведений
Язык Пушкина… Он не был дан ему в готовом виде, а формировался на протяжении всего творчества сознательными усилиями поэта.
Крупнейшие писатели XVIII в. так или иначе придерживались теории трех штилей (см. Михаил Васильевич Ломоносов). Непосредственные предшественники Пушкина — Карамзин, Жуковский, Батюшков, Дмитриев — отказались от распределения языка по жанрам. У них возникли понятия «слог» и «вкус», обозначавшие новую ступень индивидуализации литературного языка.
Они в значительной степени пользуются языком XVIII в., употребляя славянизмы и книжные слова; но сменяется, становится иным соотношение жанров. Высокую оду сменяет господство элегической поэзии. Изменяется взгляд на старинные слова и обороты. Они становятся уже не признаками «великолепия» стиля, а признаками некоторой особенности поэтического языка — «поэтическими вольностями», поэтизмами.
Пушкин начал писать на языке Жуковского и Батюшкова. Заметно в раннем (лицейском) Пушкине и влияние Державина. В эту пору в языке пушкинских стихотворений можно ясно различить особенности, присущие поэзии предыдущего века.
К языковой традиции, идущей от Ломоносова, относится, например, «усечение» прилагательных и причастий. В начальную пору нового стихосложения усечение помогало стихотворцам справиться со словами, не «влезавшими» в новые метры. Пушкин воспринимает эти усечения от Жуковского и Батюшкова как признаки поэтического стиля. Впрочем, уже в лицейский период усечеиия встречаются у него в два раза реже, чем у Батюшкова:
Бессмертны вы вовек, о росски исполины,
В боях воспитанны средь бранных непогод.
Усечения резко сокращаются у послелицейского Пушкина, однако никогда не исчезают совсем. «Мы слишком остерегаемся от усечений, придающих иногда много живости стихам», — замечает поэт.
Другой чертой традиции является употребление прилагательных с окончанием ‑ыя (‑ия), старославянским по происхождению, вместо ‑ой (‑ей) в род. п. ед. ч.: с рассветом алыя денницы; в дни резвости златыя и т. д.
Эта «вольность» у зрелого Пушкина встречается крайне редко и всегда обусловлена стилистическими задачами.
Характерно наличие полногласных и неполногласных слов в стихах поэта. Он одинаково употребляет: глава и голова, брега и берега, глас и голос, золотой и златой и т д.
Еще одно наследие XVIII в. — звук [е] вместо [о] в рифме.
О скальд России вдохновенный,
Воспевший ратных грозный строй!
В кругу друзей твоих с душой воспламененной,
Взгреми на арфе золотой.
Перечисленные признаки относятся к раннему периоду формирования пушкинского языка, и потому они наименее сохранились в ходе развития русской поэзии.
Более прочными оказались словари, заимствованные поэтом у своих предшественников, как одический (Державин), так и элегический (Жуковский): брань, вотще, внемли, по стогнам, зефир, дубрава, лилея, мирты, струи и т. д.
Резкий отход от языковых норм предшествующей поэзии происходит у Пушкина уже за год до окончания лицея (1816). «Сделать такой решительный поворот мог только великий поэт» (С. И. Бернштейн).
Суть этого поворота в том, что Пушкин начал усваивать и осваивать в поэзии различные стили разговорной речи того времени. Разговорная речь еще не устоялась, ие существовало её норм. «Грамматика наша еще не прояснена». На «разных языках» говорило образованное дворянство, мелкое чиновничество и городское мещанство.
Гениальность Пушкина состояла в том, что он сумел овладеть всей стихией действующего языка, выбрать из нее все живое и вошедшее в речь и соединить в органическое целое.
Нельзя сказать, что с самого начала это был сознательный план. Первоначально действовало замечательное языковое чутье поэта. В 10‑е гг. XIX в. шел активный спор о путях русского общенационального языка. Очень ярко проявился он в полемике двух литературных обществ — «Арзамаса» и «Беседа любителей русского слова». В первое общество входили старшие друзья Пушкина — Жуковский, Батюшков, Вяземский. Они отстаивали карамзинскую идею об европеизации русского языка, о включении в его состав слов и понятий, необходимых для выражения мыслей и чувств современного образованного человека.
Глава «Беседы» адмирал Шишков ратовал за очищение русской речи от иностранных заимствований, главным образом французских (галлицизмов). Он предлагал целые списки новых слов, изобретенных на славянской основе, для выражения понятий, которых не было прежде в России, он полностью отвергал практику формирующегося языка.
«Арзамасцы» остроумно высмеивали «беседчиков». «Беседчики» осмеивали «Арзамас». Образованной публике нравились те, кто остроумнее. Адмирал Шишков казался старомодным и смешным.
Однако тогда еще не было ясно, что оба общества решают одну и ту же задачу, оба не знают реального решения и «перехлестывают» в ту или иную сторону.
Восемнадцатилетний Пушкин, естественно, оказался в рядах «Арзамаса» и выступил против литературных «староверов». Он быстро усвоил «арзамасское наречие», язык кружка, и, может быть, это был первый пласт современной речи, вошедшей в его языковое сознание.
Однако крайности двух направлений не соответствовали самой натуре Пушкина. Он позже заметил о литературе: «Все её секты для меня равны, представляя каждая свою выгодную и невыгодную сторону».
«Истинный вкус, — говорил он, — состоит не в безотчетном отвержении такого‑то слова, такого‑то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности». Этим «вкусом», языковым чутьем, поэт обладал в высшей степени.
Процесс европеизации русского дворянства во второй половине XVIII в. привел к распространению французского языка в дворянском обществе и созданию своеобразного французско-русского жаргона. В светских салонах и будуарах господствовала французская речь. Ей старалось подражать провинциальное дворянство, создавая немыслимую смесь двух языков, пародированную И. Мятлевым в «Сенсациях и замечаниях госпожи Курдюковой».
Стиль салонно-будуарной речи отличался усложненностью, излишней изысканностью, жеманством.
Ненатуральность её, искусственность почувствовал и осознал Пушкин уже в конце 10‑х гг. С этой поры у него резко падает число трафаретов русско-французского наречия. С начала 20‑х гг. он начинает борьбу с ними. «Позиция Пушкина в борьбе между французским и русско-славянским языками гениальна. Пушкин, содействуя укреплению форм европейского мышления, в то же время преодолевает узость великосветского жаргона и сближает литературный язык с разными национально-бытовыми стилями» (В. В. Виноградов). Идеалом языка для него служит речь людей «честных, умных и образованных».
Язык этот в 20‑е гг. не был еще реальностью. Но он уже был одним из пушкинских планов, успешно реализуемых.
Извиняясь, что письмо Татьяны в III главе «Онегина» — лишь «бледный, слабый перевод», автор как бы признает недостаточность русской лексики для передачи тонких чувств. Но письмо написано по‑русски и тем образцовым языком, очищенным от галлицизмов, который характеризует Пушкина той поры. Он может высказать по‑русски любую самую сложную мысль и сам лишь иногда пользуется французским в частной и деловой переписке, в литературных набросках.
Языковая реформа Пушкина происходит на базе «среднего» стиля. Это характерно для Пушкина, не любящего крайностей. Расширяется сфера литературного применения этого стиля, он оказывается пригодным и для трагедии, и для оды, и для элегии. В него вводятся новые слова и обороты из устоявшейся литературной традиции и одновременно устраняются многие формы, заимствованные из французского. Но Пушкин против крайностей «шишковизма», предлагающего изъять из языка слова публика, актер, религия, героизм, мебель, симметрия. Необходимость подобных слов аргументируется им просто:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет.
Нет. Но они вошли во всеобщее употребление и потому принадлежат уже стихии русского языка. Употребляемость, прочность в сознании говорящих — один из самых основных критериев Пушкина при отборе слов и выражений, пригодных для общенационального языка.
Пожалуй, самой трудной задачей, стоявшей перед Пушкиным, было освоение огромного массива просторечия и народных говоров. Без решения этой задачи нельзя было выполнить грандиозный пушкинский план создания единого национального литературного языка, лишенного сословной и местной ограниченности.
<addc>l</addc>
Просторечие — разговорная речь преимущественно городского населения: части дворянства, мелкого и среднего чиновничества, духовенства, разночинной интеллигенции, мещанства. Оно сильно отличалось и от архаизованного книжного языка, и от офранцуженной речи светского круга. Образцом просторечия Пушкин считал язык московских просвирен, старомосковского городского люда
На народных диалектах говорили преимущественно крестьяне разных областей России, ремесленники, дворня, вообще — классы, не затронутые просвещением.
«С конца 20‑х гг. все свободнее открывается доступ «грубым» простонародным выражениям в пушкинский язык» (В. В. Виноградов): детина, девка, всхрапеть, маяться, преть, пятить, враки, во весь дух, грести лопатой и т. д.
Не все в просторечии было приемлемо для Пушкина, да и оно в его время представляло собой довольно пестрое явление. Пушкин, например, решительно не принимал язык «дурных обществ», т. е. речь полупросвещенных купцов и мещан, «галантерейный» язык, столь же искусственный и жеманный, как речь дамского будуара
Перед Пушкиным была очень разнообразная языковая действительность — наречия сословные, профессиональные, областные. Соотнести все это, выделить ценное, слить в единое целое — поистине титанический труд, требовавший огромных знаний и гениальной интуиции.
Как и в других областях, здесь проявляется соединение пушкинского ума и чутья с точным знанием явлений. Он хорошо знает, как говорят различные слои населения Москвы и Петербурга, псковской и нижегородской провинций, южных областей России, Приуралья — всех мест, где довелось ему побывать в многочисленных путешествиях по России.
В пестрой языковой стихии он находит несколько ориентиров: употребляемость слов и выражений, их необходимость, их свойственность русскому языку, их образность и емкость. Все более как основу ценит он народную речь, которая объединяется для него с языком народных песен, былин и сказок: «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка». Результат этого чтения виден в сказках самого поэта.
Сохраняя все, что накопила литературная традиция к его времени, он видит перспективу развития литературного языка в его соединении с простонародностью. Бытовая речь с середины 20‑х гг. XIX в. большим слоем входит в его поэзию, а в 30‑х широко используется в его прозе.
Пушкин называл язык стихией, данной нам для сообщения мыслей. В этой стихии соединялось несколько потоков: литературная традиция XVIII в, речь культурного общества, городское просторечие, деревенско-фольклорная простонародность
Гармонически соединивший все названные начала, язык Пушкина чрезвычайно богат и разнообразен.
Не сразу он был принят в своем высоком назначении.
Однако Пушкин преодолел время; его язык утвердился в качестве нормы и образца русского всенародного литературного языка. Он оставил нам великое сокровище — упорядоченную и смиренную стихию для сообщения любых мыслей и чувств По его завету развиваются литературный язык и разговорная речь и в наше время.
