Ода
«Ода» в переводе с греческого означает «песнь». Её истоки — хоровая лирика древних греков (см. Античная литература). Создавались торжественные оды, славившие великое событие или великого героя; анакреонтические — по имени древнегреческого поэта Анакреонта, воспевавшего радости и наслаждения земного бытия; духовные — «преложения» псалмов (духовных песнопений). В конце XVIII в. появились оды нравоучительные, философские, сатирические, оды‑послания и оды‑элегии. Но главное место среди всех видов оды занимают торжественные.
В XVII — XVIII вв., в период утверждения в европейских странах абсолютных монархий, сложились и теоретически оформились художественные принципы оды. Создателями её непревзойденных образцов были признаны греческий поэт Пиндар (конец VI — первая половина V в. до н. э.) и римский поэт Гораций (I в. до н. э.).
Особая судьба у торжественной оды в России. Её поэтика связана с отечественной традицией панегириков (похвальных речей), а также с традициями античной и западноевропейской оды. Торжественная ода стала первенствующим жанром в России XVIII в., что связано с личностью Петра I и его реформами. «Несравненных дел Петра Великого человеческой силе превысить невозможно»,— писал в одной из од М. В. Ломоносов. Торжественные оды посвящались Елизавете и Екатерине II, в которых современники хотели видеть достойных последовательниц великого царя. Передовые, прогрессивно мыслящие люди XVIII в. мечтали о скорейшем культурном самоутверждении России в Европе. «…может собственных Платонов / И быстрых разумом Невтонов / Российская земля рождать» — так сказал об этом в одной из од Ломоносов. И ода, патетически комментируя успехи наук, военные победы, как бы опережая историю, вещала о совершаемых на глазах торжествах «российских Европий», как тогда говорили.
Торжественная ода в России XVIII в. — это не только литературный текст, не только слово, но действо, особый обряд. Она подобна фейерверку или иллюминации, которыми сопровождались в Петербурге торжественные события в жизни государства. На иллюминационных щитах создавались красочные аллегорические картины: «У фундамента пирамиды сидит Россия, держащая рог изобилия; при ней лежат разных наук и художеств инструменты». Сравним с тем, что говорится в одной из од Ломоносова:
- — Коль ныне радостна Россия!
- Она, коснувшись облаков,
- Конца, не зрит своей державы;
- Гремящей насыщенна славы,
- Покоится среди лугов…
- Сидит и ноги простирает…
- Веселый взор свой обращает
- И вкруг довольства исчисляет,
- Возлегши локтем на Кавказ.
«Важная материя» (тема) требовала особой образности и стилистики: «громкого» великолепия и «быстроты» («Гремящий в оде звук, как вихорь, слух пронзает», — писал А. П. Сумароков), за счет которых аллегорические картины в торжественной оде сочетались бы не плавно и последовательно, но «в лирическом беспорядке». В хорошей оде отсутствие точных смысловых связок не создавало бессмыслицы и не нарушало главного — единства впечатления от патетической, ораторской речи. Автору оды важно было создать восторженно-торжественное умонастроение у слушателя не отдельными строфами, а всей одой. Поэтому возникало с виду хаотическое и неупорядоченное совмещение контрастных понятий, «далековатых идей», подлежащего и сказуемого, сопрягаемых, по словам Ломоносова, «некоторым странным или чрезъестественным образом». Такие сочетания составляют «нечто высокое и приятное», что не может быть переведено на обыденный язык или объяснено в понятиях житейской логики.
Торжественные оды писали В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков, М. М. Херасков, Г. Р. Державин, коренным образом переработавший этот жанр. Но классическими стали оды Ломоносова, на которые ориентировались в дальнейшем русские поэты. В его одах совмещаются пространства («великий град Петра / В едину стогну уместился»), времена года («Не токмо нежная весна, Но осень тамо юность года»), конкретные зримые явления с абстрактными понятиями: вокруг тишины «цветы пестреют» и колосья «на полях желтеют». Науки у Ломоносова «простирали руки», «холмы скачут», «озера ликуют». Он пишет о том, что было на самом деле: о действительных событиях культурной и научной жизни страны, о военных сражениях, вспоминает исторические факты прошлого России (почти в каждой оде вспоминает о Петре I), формулирует собственные политические взгляды. Но делается все это особым языком, риторически «шифрующим» реальные факты в аллегорических картинах, которые должны возбуждать чувства торжественного «веселья», радости перед «изрядством мира», счастья своей принадлежности чудесному государству — России, восставшей из «мрака» к «свету». «Восторг ума» перед «чудом» мира («восторг внезапный ум пленил»; «восторг все чувства восхищает» и т. д.) рождает «радость» и «веселье». «Пусть глас веселый раздается», «мысль в веселье утопает», — восклицает поэт. В голосе поэта начинает звучать голос огромного, единого в своем чувстве хора: вся «Россия восхищенна / В веселии своем гласит».
«Невиданность» века порождает новое видение мира в торжественных одах XVIII в. Ломоносова занимает не быт, а бытие человечества, и мир он видит как некое грандиозное пространство, озираемое с некой абсолютной высоты. Восторг возводит поэта «на верх горы высокой», «на верх Парнасских гор прекрасный», «на верх Олимпа». Муза Ломоносова взлетает «превыше молний», «выше облак», созерцает мир, «взнесенна к верху мира». И раскрываются перед взором поэта географические громады «от Иберов до вод Курильских, от вечных льдов до токов Нильских». Оды Ломоносова обыкновенно и начинаются с восхождения на «верх мира». Именно с такой абсолютной вершины видно поэту происходящее «на земли». Недаром и современники и потомки говорили о «парении» ломоносовского гения.
Поэт является творцом, словом создающим особый мир, где нет места обыденным предметам и словам. Сознание такой своей миссии дает поэту право вмешиваться в государственные дела, говорить «языком богов» о насущных политических и культурных проблемах. Так, в 1747 г., когда Россия была на пороге войны, Ломоносов пишет знаменитую оду. В ней он славит мир между народами и «тишину», пророчествует о появлении в российской земле «собственных Платонов» (та же идея международной «тишины» выражена в одах, написанных в разгар Семилетней войны).
И недаром в конце XVIII — начале XIX в., когда во всей Европе начинается революционное брожение, торжественная ода становится жанром революционным. «Хочу воспеть Свободу миру, На тронах поразить порок», восклицал А. С. Пушкин в оде «Вольность» (1817), написанной вслед оде «Вольность» (ок. 1783) А. Н. Радищева. Это новое содержание торжественной оды как нельзя более соответствовало политическим задачам декабристов, и недаром именно они стремились возродить оду как жанр, воплощающий, по выражению К. Ф. Рылеева, «идеалы высоких чувств, мыслей и вечных истин».
