Александр Матвеевич Пешковский
Если бы все, что написано Пешковским, собрать в одну большую книгу, ее можно было бы назвать — «Русская грамматика в освещении Пешковского». А состоит это освещение в особом взгляде на русскую грамматику.
Грамматика Пешковского реалистична. Она начинается с формы, т. е. с того, что может слышать, видеть, сопоставлять каждый. А сопоставляя, мы держимся за смысл. Поэтому сразу видим, что в сочетании разбитое стекло совсем не то значение корня стекл‑, какое появляется в формах глагола стекать. Грамматика Пешковского начинается с формы осмысленной, подкрепленной значением и им гарантированной.
Главная книга А. М. Пешковского (она издавалась 7 раз: первый — в 1914 г., седьмой — в 1956 г.) — «Русский синтаксис в научном освещении».
Она родилась в результате восьмилетней учительской работы в московских гимназиях, из желания познакомить своих 14‑ и 15‑летних учеников с настоящей, научной грамматикой родного языка. Это видно и из текстов Пешковского: в них постоянно — мы, но не авторское, единоличное, а мы — дуэта с читателем: «Возьмем слово черный и образуем от него ряд слов… станем вдумываться в значение слова чернота… укрепившись на такой позиции, мы сможем уловить и еще одну черту в значении глагола…»
Вместе со своим читателем Пешковский размышляет, наблюдает и экспериментирует. Это он придумал множество остроумных лингвистических экспериментов (уже потом о важности эксперимента в лингвистике писал Л. В. Щерба).
Наблюдения Пешковского расширяли круг фактов, относимых к грамматике: он первым показал, что интонация может быть грамматическим средством, она включается в работу там, где более ощутимые средства — предлоги, окончания, порядок слов — «недорабатывают»
Грамматический реализм Пешковского — тот фильтр, сквозь который пропускались лингвистические идеи, имевшие хождение в начале нашего века При разъяснении разных сторон грамматического строя русского языка Пешковский опирался на идеи своего учителя Фортунатова, а также Потебни и Овсянико-Куликовского. Эти, иногда неожиданные объединения вместе с его настоящими открытиями и составляют существо его — Пешковского — освещения русской грамматики. Оно было принято выдающимися лингвистами: Шахматовым, Карцевским, Щербой — теми, кто ценил верность языковому факту.
Пешковскому не было свойственно постоянное следование однажды взятому за основу. Воспитанник формальной школы Фортунатова, он не боялся отойти от системы его представлений, когда к этому подводили собственные наблюдения или убедительные доводы других лингвистов. Он не боялся отказаться и от того, что было понято и написано им самим: переиздавая свою главную книгу в третий раз (1927), Пешковский, как он сообщает в предисловии, почти весь текст пишет заново.
Время жизни Пешковского, время его лингвистической работы было трудным временем формирования новой советской культуры, науки, школы. В это трудное время Пешковский писал учебники русского языка, исполненные веры в то, что наука должна быть понятна и нужна каждому маленькому гражданину нашего государства, каждому, кто хотел бы научить детей грамотно и любовно относиться к своему языку.
Пешковский считал, что лингвист должен «активной проповедью» — вмешиваться в языковую жизнь общества, в практику школьного лингвистического образования. Сам он занимался этим всю жизнь — неустанно и страстно. Он разъяснял, что только сознательное владение грамматикой делает человека по‑настоящему грамотным, помогает ему культурно и ясно говорить. Он обращал внимание на огромную социальную значимость языковой культуры: «Умение говорить — это то смазочное масло, которое необходимо для всякой культурно-государственной машины и без которого она просто остановилась бы».
Еще не все уроки Пешковского усвоены нами. Его книги, написанные для детей, читают внимательно все новые поколения взрослых лингвистов.
