Просвещение

Материал из Юнциклопедии
Перейти к навигации Перейти к поиску

В историю европейской культуры XVIII век вошел как эпоха Просвещения, или Век Разума. Красноречивые, говорящие за себя названия! Они напоминают о том, какое значение придавал человек знаниям, как он верил в свою способность объяснить мир и, более того, устроить его по справедливым законам. Если человек разумен, то разве разумные существа не в силах договориться между собой и не нарушать этого общественного договора?

В своем большинстве просветители не были атеистами. Они разоблачали церковный фанатизм, но тот же Вольтер (1694–1778), требовавший: «Раздавите гадину!», говорил, что, если бы бога не существовало, его следовало выдумать. Идея бога выступала в просветительском сознании как символ нравственности, высшего Добра, а кроме того, минуя эту идею, еще не умели объяснить устройство мира. Бог признавался его творцом, правда, творцом, не вмешивающимся в им же самим раз и навсегда установленные законы. Рационалистическая, увлеченная наукой мысль просветителей представляла мир в виде механизма, кем‑то созданного, запущенного, но теперь работающего независимо от воли своего создателя. Человек вправе познавать законы этого механического движения, ибо, открывая их для себя, он обнаруживает всю красоту и сложность мироздания. Выдающегося английского ученого И. Ньютона (1643–1727) современники называли интерпретатором бога, т. е. тем, кто обнаруживает перед людьми величие божественного замысла. Так был заключен временный компромисс между верой и просвещенным разумом.

Долго этот компромисс не мог длиться, и землетрясение 1755 г., разрушившее Лиссабона и унесшее 60 тыс. жителей, стало одним из поводов к сомнению в том, а действительно ли гармонично устроен окружающий мир. Что касается его социального устройства, писатели-просветители прекрасно сознавали, насколько несовершенно современное общество и порочен человек. И все же надеялись, надеялись хотя бы на то, что человечеством избран верный исторический путь, что, подобно Робинзону из первой части романа Д. Дефо (1719), человечество, полагаясь на свой разум и трудолюбие, взойдет на вершины цивилизации, где его ожидает счастье. Но, быть может, и эта надежда иллюзорна, о чем так недвусмысленно свидетельствует Дж. Свифт в «Путешествиях Гулливера» (1726), когда отправляет своего героя на остров разумных лошадей: как невозвратно далеко ушел человек от этой патриархально-справедливой жизни, и, мечтающий о разумном идеале, не напоминает ли он в действительности злобных йэху, высшее счастье которых — алчно перебирать драгоценные камешки?

Сама разумность человека ставится Дж. Свифтом под сомнение. Большее, на что он соглашается, — признать человека существом, «способным к разумности», но еще очень плохо распоряжающимся этой своей способностью. Человека надо просвещать, воспитывать. В воспитании, в нравственном совершенствовании каждого видели средство исправить целое — само общество. С этой целью создается и сохраняет свое влияние на протяжении всей эпохи педагогическая теория Дж. Локка (1632–1704), разнообразная нравописательная, дидактическая литература и, наконец, художественная вершина Просвещения — «роман-воспитания».

Развертывая в своих книгах положительную программу, просветители широко представили и то, как сегодня живет человек, обманывая и обманываясь. Нравственный идеал неизменно соседствует с сатирой. В романах, как, например, у Г. Филдинга в «Истории Тома Джонса, найденыша» (1749), нередко прибегали к параллельному построению сюжета, напоминающему сказочный, — о добром и злом братьях, каждому из которых в конце концов воздается по заслугам. Один из братьев, чья история воспитания прослеживается с детских лет, — Том следует своим природным наклонностям; второй — Блайфил радует педагогов, наставляющих его в духе истинной веры и античной мудрости, но забывающих о главном — о естественной предрасположенности человека к добру. Именно естественной, заставляющей человека познавать себя, свою природу и ей следовать.

Со всей теоретической обстоятельностью воспитание естественного человека представлено в трактатах Ж.‑Ж. Руссо и в его романах «Юлия, или Новая Элоиза» (1761) и «Эмиль, или О воспитании» (1762). Образцом всего доброго и прекрасного для просветителей была природа. Настоящий её культ создадут сентименталисты в 60‑е гг. XVIII в. (см. Сентиментализм), но увлечение естественностью, восторженное созерцание её начинается вместе с самой эпохой Просвещения.

Это было время новых философских убеждений, время, когда идеи не только излагались в трактатах, но легко перекочевывали в романы, вдохновляли поэтов и воспевались ими. Во всю широту диапазон просветительской мысли представлен А. Попом в дидактической поэме «Опыт о человеке» (1733–1734), ставшей для Европы учебником новой философии и переведенной на русский язык по настоянию М. В. Ломоносова его любимым учеником Н. Н. Поповским. Выход в свет первого русского издания в 1757 г. стал фактически началом русского Просвещения.

Среди любимых книг этого времени немало произведений стихотворных, особенно поэм философского содержания. И все-таки эти поэмы быстро устаревали. Причина тому — в их эстетическом консерватизме, которым отмечено все художественное мышление просветителей. При всей своей интеллектуальной смелости просветители не решались быть стилистически раскованными в поэзии, для чего потребовалось бы сломать иерархию стилей (см. Классицизм), не отказывались и от трех единств в трагедии и комедии.

Эстетическое новаторство в XVIII в. проявляло себя не столько в желании сломать или даже реконструировать традиционные формы, сколько в создании каких‑то иных форм, существующих в обход традиции и как бы независимо от нее. Так, параллельно с высокой трагедией возникает драма. Её время действия — современность, её персонажи — в основном люди третьего сословия, в отличие от возвышенных трагических героев. Первоначально она появляется в Англии, но её расцвет связан с творчеством Д. Дидро (1713–1784) во Франции и Г. Э. Лессинга (1729–1781) в Германии.

Так же независимо от традиционной поэтики возникает и основной литературный жанр эпохи Просвещения — роман. Это свободный жанр, не знающий строгих правил, ориентированный не на образцы, а на прямое отражение современной действительности. Не случайно просветительский роман учится у документальной прозы, первоначально заимствуя у нее даже свою форму: роман-дневник, роман-журнал путешествия, эпистолярный роман…

Успех романа, особенно значительный в Англии, был подготовлен успехом просветительской публицистики, общественная роль которой возрастала вместе с жаждой знаний и изменением условий политической жизни, когда в Англии две только что оформившиеся партии (тори и виги) начинают вести борьбу за общественное мнение, за избирателя на парламентских выборах. Среди участников настоящей «памфлетной войны» — Дж. Свифт и Д. Дефо, еще не написавшие своих романов, Дж. Аддисон и Р. Стил, создатели прославленных нравописательных журналов «Болтун», «Зритель» (1709–1714). Тысячными тиражами выходили эти журналы и тут же переиздавались в виде отдельных томов, переводились на многие языки. Мы по традиции употребляем, говоря о них, слово «журнал», хотя по объему и формату эти издания представляли собой газетный лист с напечатанным на нем эссе, т. е. очерком в свободной манере и на любую тему: от философского рассуждения до мод текущего дня.

Слово «эссе» значимо, ибо созвучно с основным философским убеждением эпохи в том, что только опытное познание мира, только наблюдение — единственный источник нашего знания, в котором нет ничего от «врожденных идей», от божественного вмешательства. Философская концепция, выросшая из этого убеждения, — сенсуализм Дж. Локка. В дальнейшем он получил оттенок политического радикализма в трудах французских философов: Вольтера, Руссо, особенно же «энциклопедистов» во главе с Дидро и Даламбером. В 1750 г. вышел в свет первый том энциклопедии, начавшей решительный пересмотр всей системы знаний, которая должна была очиститься от философских и политических предрассудков. Центр просветительской мысли перемещался из Англии во Францию. Такая преемственность идей знаменательна, ибо эпоха, начавшаяся в Англии, завершалась Великой французской революцией.

Условно-исторические рамки эпохи Просвещения могут быть ограничены 1689–1789 гг. Первая дата из английской истории — в этом году совершилась, по выражению западных историков, «славная революция», бывшая по сути компромиссом, который заключила стремящаяся к политической власти и экономическому могуществу буржуазия с вынужденной к уступкам аристократией.

Французская революция, начавшаяся в 1789 г., воспринималась современниками как воплощение просветительских идей Свободы, Равенства, Братства, ставших её лозунгами, но она же обнаружила несовпадение гуманистического смысла, вложенного в идеи, с реальностью общественной жизни. Свобода оборачивалась требованием свободной торговли. Равенство — избирательным правом, сословно и имущественно ограниченным. Братство — осознанием нерасторжимой связи между народами и государствами, связи, которая, однако, являет себя в виде конкуренции, вражды, бесконечных войн. Именно в это время Европа, идущая впереди по пути развития цивилизации, т. е. Просвещения, претендует на мировое господство и добивается его, создавая ряд колониальных империй, прежде всего Британскую.

Было, конечно, и другое — следствием новой, более тесной исторической общности явилось и создание единой европейской, а в каком‑то смысле и всемирной культуры. Не случайно к этому времени относятся слова И. В. Гёте: «Сейчас мы вступаем в эпоху мировой литературы». Да, именно Гёте своей грандиозной трагедией «Фауст», над которой он работал полвека и которую завершил накануне смерти, в 1832 г., подводит итог Просвещению, оценивая новый исторический тип человека, напряженно ищущего Истину на основе Разума, верящего в свою созидательную деятельность, но при этом жестоко ошибающегося и пока что беспомощного перед им же самим вызванными к жизни могучими силами. Это был век великих открытий и великих заблуждений, век, о котором русский просветитель А. Н. Радищев проницательно и афористично сказал в стихотворении «Осьмнадцатое столетие» (1801–1802):

Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро,
Будешь проклято вовек, ввек удивление всем.

Оценка, данная русским писателем с особым на то правом может быть распространена на всю эпоху потому, что именно в это время Россия вступает в круг современной европейской образованности, учась у нее и обретая свою самостоятельность внутри этого культурного единства. Само понятие «европейская культура» имеет теперь новое значение, когда рамки его расширяются настолько, чтобы в полной мере включить в себя молодую и стремительную в своем развитии культуру России.