ЛОМОНОСОВ М. В., ЯЗЫК ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЙ
Мы представляем себе XVIII в. медлительным, малоподвижным. Но людям XVIII в. он казался неистово-стремительным. Они свое время сравнивали с предыдущей эпохой — и видели, как резко убыстрился темп общественной жизни. Эта энергия времени отразилась в произведениях М. В. Ломоносова. Он любил в Стихах неудержимо-яростное движение:
Там кони бурными ногами
Взвивают к небу прах густой,
Там смерть меж готфскими полками
Бежит, ярясь, из строя в строй,
И алчну челюсть отверзает,
И хладны руки простирает,
Их гордый исторгая дух...
Там тысящи валятся вдруг...
Так М. В. Ломоносов рисует полтавскую битву — битву русских войск со шведскими («готфскими») полками.
В уста России Ломоносов вкладывает такие слова:
«В моей послушности крутятся
Там Лена, Обь и Енисей,
Где многие народы тщатся
Драгих мне в дар ловить зверей;
Едва покров себе имея, Смеются лютости борея,
Чудовищам дерзают в след.
Где верх до облак простирает,
Угрюмы тучи раздирает,
Поднявшись с дна морского, лед.
Всадница на коне:
Ей ветры вслед не успевают,
Коню бежать не воспрещают
Ни рвы, ни чистых ветвей связь:
Крутит главой, звучит браздами
И топчет бурными ногами,
Прекрасной всадницей гордясь...
В художественном языке начала и середины XVIII в. господствовала эмблема. Она оживляла общественные празднества, она создавала разные украшения в одежде, в повседневном быту; она главенствовала в поэзии. Эмблема — это сравнение, но особое: дано отвлеченное понятие; ему в соответствие («в параллель») ставится конкретный, вещный образ. Надо изобразить доблесть русского войска — изображается гордо парящий орел; орел как выражение доблести — это эмблема.
Источником эмблем была геральдика (например, луна означала Турецкую державу: на знамени турок — луна), античная мифология (Фортуна означала счастье, Марс — войну), устойчивые традиционные представления (змея — эмблема коварства, заяц — эмблема трусости и т. д.).
Оды Ломоносова часто представляют собой вереницы эмблем. Вот как рисует Ломоносов победу русских над турецким войском при Хотине:
Как в клуб змия себя крутит,
Шипит, под камень жало кроет,
Орел когда шумя летит,
И там парит, где ветр не воет;
Превыше молний, бурь, снегов,
Зверей он видит, рыб, гадов.
Пред Росской так дрожит Орлицей,
Стесняет внутрь Хотин своих.
Но что? в стенах ли может сих
Пред сильной устоять царицей!
Выделены слова, которые имеют эмблемный смысл: представляют некие отвлеченные, обобщенные понятия.
Ломоносов умел создавать поэтичные, выразительные эмблемы:
И меч твой, лаврами обвитый,
Не обнажен, войну пресек...
Рифейских гор верхи неплодны,
Оденьтесь в нежный цвет лилей...
Твое прехвально имя пишет
Неложна слава в вечном льде...
На месте брани и раздора Цветы свои рассыплет Флора...
Эмблема сама по себе статична. Она опирается на твердую традицию, на привычку. Недаром в XVIII в. неоднократно издавались словари эмблем: как надо изображать те или иные отвлеченные понятия. Ломоносов хочет преодолеть статичность эмблемы; читатель постоянно присутствует при борьбе поэта с неподвижностью, «косностью» его поэтического материала.
Эмблему он включает в действие. Змея не просто застывшее изображение коварства: она «в клуб себя крутит, шипит, под камень жало кроет». Смерть могла быть изображена просто в виде скелета с косой — у Ломоносова она «бежит, ярясь, из строя в строй... и алчну челюсть отверзает». Отсюда, от стремления преодолеть статику эмблемы, идет ломоносцв-ская динамичность в стихах.
Другой путь преобразования эмблемы — включение в нее живых, реальных наблюдений:
Взойди на брег крутой высоко,
Где кончится землею Понт,
Простри свое чрез воды око,
Коль много обнял горизонт;
Внимай, как юг пучину давит,
С песком мутит, зыбь на зыбь ставит.
Касается морскому дну,
На сушу гонит глубину,
И с морем дождь и град мешает,
Так Росс противных низлагает.
Геройство России («Так Росс противных низлагает») приводит на память поэту детское впечатление: когда Ломоносов жил на берегу Ледовитого океана, он часто видел, как южный ветер гнал крутую волну на берег.
Так в эмблему входит описание, вырази-тельно-живописная картина; в поздних стихах Ломоносова их особенно много. Прославляя отечественных исследователей Тихого океана, он пишет:
Там влажная стезя белеет
На веток плывущих кораблей;
Колумб Российский через воды
Спешит в неведомы народы
Сказать о щедрости твоей.
Там тьмою островов посеян,
Реке подобен океан;
Небесной синевой одеян
Павлина посрамляет вран.
Там тучи разных птиц летают,
Что пестротою превышают
Одежду нежныя весны,
Питаясь в рощах ароматных,
И плавая в струях приятных,
Не знают строгия зимы.
Иногда пристальная наблюдательность Ломоносова заставляет вспомнить поэзию XX в.:
Волна, о берег ударяя,
Клубится пеною в траве.
В начале — середине XVIII в. русские люди владели двумя близкими, но все же различными языками: «славенским» (он господствовал в книгах, в церковных проповедях, в торжественных речах) и русским, бытовым, повседневным языком. Ломоносов в своих произведениях искусно соединил оба языка: и славенские, и русские слова поставил рядом.
Славенские слова были пригодны для выражения отвлеченных понятий, они имели торжественную стилистическую окраску. Русские слова называли массу реальных, конкретных предметов и явлений, они были достоянием нейтрального стиля. М. В. Ломоносов слил эти две стихии.
Объединить славенские и русские слова в одном речевом потоке пытались и до Ломоносова, но больших удач не было. В стихах современника Ломоносова читаем (в- рассказе о Хароне, перевозчике мертвых в царство Аид): он тени усопших, «от челна пхая, отревает». Здесь неискусно поставлены рядом русское пхая (от глагола пхать) и огревает (славянское отревати — «отталкивать»).
Ломоносов соединил отвлеченное и конкретное в эмблеме, дав простор конкретным, образ-но-живописным картинам. Он же умело соединил славенские и русские лексические пласты, и здесь предоставив простор для слов русских, рисующих реальность.
Современники восхищались умением поэта соединить противоположности в гармоническую целостность. Мы уже плохо чувствуем это искусство — именно потому, что опыт Ломоносова блестяще удался, был усвоен русской культурой, стал обычной и потому незаметной для нас нормой.
