Гротеск

Понятие «гротеск» обязано своим происхождением археологическим раскопкам, которые велись в Риме в XV–XVI вв. на месте, где некогда находились общественные бани (термы) императора Тита. В засыпанных землей помещениях знаменитый итальянский художник Рафаэль и его ученики обнаружили своеобразную живопись, получившую название гротеска (от итальянского слова grotta — грот, подземелье). Затем термин «гротеск» был распространен на другие виды искусства — на литературу, музыку и драматургию.

Гротеск — это мир небывалый, особый, противостоящий не только обыденному и повседневному, но и реальному, действительному. Здесь гротеск граничит с фантастикой, к которой он охотно прибегает, однако ей не тождествен. В гротеске естественные связи и отношения уступают место алогичным, сталкиваются и обнажаются сами моменты перехода одной формы в другую. Таков мир гоголевской повести «Нос», где возможно необъяснимое исчезновение носа майора Ковалева, бегство его от законного хозяина, а затем столь же необъяснимое возвращение на свое место; где эта злополучная часть лица майора Ковалева существует одновременно и в виде его носа, и в виде статского советника, служащего «по ученой части»; где, наконец, неслыханные, «необыкновенные происшествия» вызывают подчас более чем обыкновенную реакцию персонажей. Цирюльник Иван Яковлевич, например, швыряет тряпку с собственным носом в Неву, чтобы его никто не уличил в членовредительстве; полицейский, доставивший нос хозяину, вымогает у того взятку и т. д. Алогичное служит более рельефной обрисовке персонажей, более глубокому раскрытию общественных противоречий. К нему вполне применимы слова В. Скотта, сказанные о другом гротескном произведении — «Путешествии Гулливера» Дж. Свифта: «Допущение чудес в этом случае подобно плате при входе в лекционный зал; это вынужденная уступка автору, за которую читатель получает возможность духовного обогащения». В гротеске «плата» за «допущение чудес» — это в конечном счете признание её необходимости. От первого впечатления: «Этого не может быть!» — читатели неизбежно приходят к выводу: «Это, к сожалению, бывало или бывает» (вспомним лукавую концовку «Носа»: «А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что‑то»), ибо открывается глубокий смысл самых смелых гротескных построений.

Но с другой стороны, именно потому, что гротеску важно передать алогичность новосозданного художественного мира, он способен обходиться и без фантастики. Повесть А. И. Герцена «Доктор Крупов» построена на парадоксальном сопоставлении «глупорожденного» крестьянского мальчика Левки с другими, нормальными людьми. Оказывается, что те не имеют перед ним никаких преимуществ. Например, жизнь помещика Федора Григорьевича «…проходит в большей пустоте, нежели жизнь Левки…»; чиновники города ведут себя как «поврежденные»; не уступают им и жители других городов и других стран и других эпох: «Куда ни взглянешь в древнем мире, везде безумие почти так же очевидно, как в новом». Словом, Левка благодаря своей незлобивости, доброте, любви к природе оказывается более нормальным, чем остальные. Мысль о повальном сумасшествии человечества доведена в повести до предела, и именно она порождает особый, гротескный мир. В то же время мы отчетливо ощущаем оправданность такого приема, так как он рождает сильнейший сатирический эффект, приводит к трезвому взгляду на общественные противоречия, социальную несправедливость, извращение основных человеческих понятий.

Гротеск всегда двупланов, а восприятие его двойственно: то, что на первый взгляд могло показаться случайным и произвольным, на самом деле оказывается глубоко закономерным. «Настоящий гротеск — это внешнее, наиболее яркое, смелое оправдание огромного, всеисчерпывающего до преувеличенности внутреннего содержания» (К. С. Станиславский).

Гротескное начало может быть решающим для произведения в целом, определяя все его компоненты, от сюжета и фабулы до стиля. К таким произведениям кроме названных выше относятся «Крошка Цахес» Э. Т. А. Гофмана, «Мир наизнанку» Л. Тика.

Важную роль играет гротеск в таких произведениях, как «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Хулио‑Хуренито» И. Эренбурга, «Процесс» и «Замок» Ф. Кафки, «Баня» и «Клоп» В. В. Маяковского, «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова, «Теркин на том свете» А. Т. Твардовского. Но гротескное начало может присутствовать и в негротескных произведениях, придавая им лишь определенную гротескную окраску. Это достигается путем привнесения в текст некоторых гротескных мотивов, таких, как мотивы марионеточности, алогизма, слухов.

В мотиве сплетни есть что‑то неистовое, то, что впоследствии получило воплощение в знаменитой гротескной картине П. Вебера «Слух» (змееобразное чудовище проносится на фоне стены огромного дома, из бесчисленных окон которого высовываются пораженные «слухом» маленькие фигурки).

Таково в «Горе от ума» А. С. Грибоедова развитие слуха о «сумасшествии» Чацкого, пушенного ненароком Софьей. Он мгновенно подхватывается; происходит, по словам Ю. Н. Тынянова, «рост, развитие выдумки», лишенной под собой всякой разумной почвы. Как писал в 1830 г. в журнале «Московский телеграф» один из первых рецензентов комедии — В. Ушаков, в ней представлен «миниатюрный и очень верный портрет стогласной молвы, дающей правдоподобное самым нелепым и вздорным слухам». Мотив сплетни отзывается в заключительном монологе Чацкого, упоминающего «старух зловещих, стариков, дряхлеющих над выдумками, вздором» и возвращающего обвинение в «безумии» тому, кому оно действительно подходит — миру Фамусовых и Молчалиных.

Гротеску часто свойственно стремление к предельному обобщению, преимущественно сатирическому. Он ставит своей целью понять саму суть явления. При этом диапазон обобщения может расширяться до бесконечности: от отдельных сторон общественной жизни до целой эпохи или даже всей предшествующей истории страны и человечества. Так, «История одного города» Салтыкова-Щедрина, по признанию автора, содержала обобщение «тех характеристических черт русской жизни, которые делают её не вполне удобною». «Путешествие Гулливера» Дж. Свифта стало «подведением итогов» всей истории человечества, эволюции её общественных форм, идеологических представлений и концепций. Обобщенность исторического содержания позволяет гротеску совмещать в себе противоположные черты: сатиру и лиризм, юмор и сарказм, трагическое и комическое, а также включать в перспективу современной жизни моменты утопии (Телемское аббатство в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Ф. Рабле, страна Эльдорадо в «Кандиде» Вольтера, общество будущего в романе «Что делать?» Н. Г. Чернышевского).